Поход на Акабу

     … Ехали всю ночь. Когда наступил рассвет, мы спускались к гребню холмов между Батрой и Аба-эль-Лиссаном. На западе перед нами открывался чудесный вид на зелено-золотую равнину Гувейра, а дальше — на красноватые горы, скрывающие от взоров Акабу и море.

     Мы наспех выработали план и приступили к его осуществлению, сознавая, что не сможем двинуться вперед к Акабе, пока ущелье занято врагом. Если мы не выбьем его оттуда, наши двухмесячные усилия и риск окажутся напрасными, не принеся даже первых плодов. 

     К счастью, непредусмотрительность неприятеля дала нам неожиданное преимущество. Турки встали лагерем и погрузились в сон в долине, тогда как мы, оставшись незамеченными, заняли горы и окружили их широким кольцом. Вскоре мы начали обстреливать турецкие позиции под склонами утесов, надеясь выманить их оттуда и спровоцировать нападение на нас. Между тем Заал с несколькими верховыми перерезал на равнине телеграфные и телефонные провода, ведущие в Маан. 

     Такое положение сохранялось весь день. Стояла ужасная жара, более сильная, чем я когда-либо испытывал в Аравии, а наше беспокойство и постоянное передвижение делали ее еще более непереносимой. Даже некоторые из крепких арабов валились с ног от беспощадных лучей солнца и либо отползали, либо их оттаскивали под утесы, чтобы они пришли в себя в тени.

     Мы перебегали с места на место, заменяя подвижностью нашу малочисленность. Отвесные склоны гор были так круты, что легкие болели и мы задыхались, взбираясь на них, а травы во время бега обвивались, словно руки, вокруг наших коленей и мешали нам. Острые камни известняка изранили ноги, и еще задолго до вечера при каждом шаге мы оставляли на земле кровавые следы.

     Наши винтовки так раскалились от солнца и стрельбы, что обжигали ладони, и каждый залп доставлял тяжелые страдания. Утесы, на которые мы бросались для прицела, обжигали грудь и руки, и вскоре кожа с них сползала лохмотьями. Жгучая боль вызывала жажду, но воды было мало. У нас не оставалось людей, чтобы доставлять ее в достаточном количестве из Батры.

     Мы утешали себя сознанием, что в замкнутой долине неприятелю было еще жарче, нежели нам в открытых горах. Мы все время беспокоили турок, не давая им возможности ни двигаться, ни собираться в отряды, чтобы совершить вылазку против нас. Быстро передвигаясь с места на место, мы не могли служить мишенями для их винтовок. Мы лишь смеялись над их маленькими горными орудиями, из которых они вели огонь. Снаряды пролетали над нашими головами, разрываясь в воздухе далеко позади.

     Как раз после полудня меня хватил солнечный удар, или, вернее, я притворился, что он меня хватил, ибо смертельно устал от всего и перестал обо всем заботиться. Я заполз в какую-то впадину, где стояла мутная лужица грязной воды, и намочил в ней свое платье.

     Наконец наша небольшая армия была готова и медленно повернула вниз в укрытую от ветра ложбину. Пока усталые люди спали там, мы продиктовали письма к шейхам прибрежных племен ховейтат, извещая их о победе и о том, чтобы они окружили ближайшие отряды турок и удерживали их, пока мы не подоспеем.

     Мы ласково обошлись с одним из пленных офицеров, которого его товарищи презирали за то, что он являлся полицейским, и убедили его стать нашим турецким переводчиком и написать начальникам трех постов, лежавших между нами и Акабой, — Гувейры, Кесиры и Хадры, — что, если нас не доводят до ожесточения, мы берем пленных и что быстрая сдача обеспечила бы им хорошее обращение и безопасную доставку в Египет.

     Нас разбудил Ауда. Мы защищали наше право на отдых, оправдываясь состраданием к измученным пленным. Он возразил, что если мы пустимся в путь, то умрут от истощения только пленные, но если мы станем мешкать по пустякам, тогда можем умереть и мы, и они; действительно, у нас почти не было воды и совершенно не имелось провианта. Однако мы не смогли удержаться, чтобы, пройдя лишь пятнадцать миль, не остановиться ночью для отдыха вблизи Гувейры.

     Было уже 4 июня. Положение не терпело отлагательств, ибо мы голодали, а Акаба все еще лежала далеко впереди за двумя крепостями. Ближайший пост Кесира упорно отказывался вступить в переговоры с нашими парламентерами. Его утесы господствовали над долиной, и захват его мог стоить больших потерь. Мы умышленно предоставили эту честь Ибн Джаду и его свежим людям, советуя предпринять попытку с наступлением сумерек. Он отказывался, придумывая затруднения, ссылаясь на полнолуние, но мы сурово отвергли его возражения и оправдания, обещая, что этой ночью месяц некоторое время не должен быть виден. Согласно моим записям, предстояло лунное затмение. Оно исправно произошло, и арабы без всяких потерь захватили пост, пока суеверные турецкие солдаты стреляли из винтовок и колотили в медные горшки, силясь выручить луну из беды.

     По мере того как мы углублялись в вади Итм, дорога становилась все уже и запутанней. За Кесирой мы находили турецкие посты покинутыми. Солдаты отступили оттуда к Хадре, укрепленной позиции у входа в Итм, надежно прикрывавшей Акабу против десанта со стороны моря. К несчастью для себя, неприятель никогда не думал о возможности нападения с суши, и из всех его огромных укреплений ни одна траншея или пост не преграждали доступа из внутренней части страны. Неожиданное направление нашего продвижения повергло турок в панику.

    После полудня мы добрались до главной турецкой позиции. От местных арабов стало известно, что добавочные посты около Акабы были уже сняты либо уменьшены в численности. Таким образом, лишь триста человек преграждали нам путь к морю. Мы спешились, чтобы посовещаться, и узнали, что неприятель упорно сопротивляется, скрываясь в недоступных для бомб окопах с новым артезианским колодцем. Был слух, что у него мало провианта.

     Но не больше провианта было и у нас. Мы зашли в тупик. Наш военный совет обсудил способы улучшить положение. Благоразумие спорило с отвагой. Всякое хладнокровие исчезало в этом раскаленном добела узком проходе, гранитные вершины которого отражали солнце мириадами мерцающих вспышек света, в то время как в глубины его извилистого ложа не мог проникнуть даже слабый ветерок, чтобы развеять медленно нагнетавшийся зной.

    На рассвете сражение возобновилось по всей линии, так как ночью прибыло несколько сот новых горных арабов, опять удвоивших нашу численность, и они, не зная о достигнутом соглашении, открыли стрельбу по туркам, которые начали защищаться. Насир выступил с Абдуллой и его телохранителями, выстроенными по четыре в ряд, и спустился в долину.

    Наши люди прекратили стрельбу, а вслед за ними замолкли и турки, так как их солдаты не решались больше сражаться, считая, что мы отлично снабжены всем необходимым. Итак, в конце концов сдача врага произошла спокойно.

    Затем мы взапуски устремились к Акабе, лежавшей в четырех милях дальше, и, пробившись сквозь песчаную бурю, 6 июля, ровно через два месяца после нашего выступления из Ваджха, подошли к морю.
    Мы сидели, наблюдая, как ряды наших людей потоком проходили мимо нас. Их разгоряченные лица казались безразличными и ничего не выражающими.

    В течение месяцев Акаба являлась нашей желанной целью. У нас не было никаких иных помыслов, мы отвергли всякие мысли о чем-либо ином. Сейчас, захватив ее, мы были немного разочарованы.

    Голод вывел нас из транса. У нас имелось семьсот пленных вдобавок к нашим собственным пятистам людям и двум тысячам ожидающих нас союзников. У нас совершенно не было денег, а ели мы последний раз два дня назад. Наши верховые верблюды представляли собой запасы мяса, достаточные на шесть недель, но, используя их, мы оказались бы на жалкой и одновременно дорогой диете и были бы обречены в будущем на неподвижность, расплачиваясь за проявленную слабость характера.

    Ужин доказал нам настоятельную необходимость послать британским властям в Суэц, то есть через полтораста миль пустыни, просьбу о присылке судна. Я решил отправиться сам с отрядом из восьми человек….
(Полный текст)